Оригинал и расшифровка на сайте Эхо Москвы: [ Ссылка ]
Э.ГЕВОРКЯН: Приветствую всех слушателей «Эха Москвы» и зрителей RTVi, это программа «Особое мнение». У микрофона Эвелина Геворкян. И сегодня у меня в гостях Валерия Новодворская. Именно она поделится своим особым мнением. Вы можете также это делать путем смс-сообщений — +7 985 970 4545. Ну а мы, собственно, приступим к обсуждению главных тем сегодняшнего дня, ну и вообще, самые громкие дела прошедшего периода. Согласны ли вы с полковником ФСБ в запасе Геннадием Гудковым, председателем комитета Государственной Думы по безопасности, в том, что истории с обменом ученого Игоря Сутягина не следовало придавать публичной огласки? Потому что, во-первых, это может сорвать сделку, потому что сам факт обмена – это признание разведок не только в их деятельности, но и в их ошибках.
В.НОВОДВОРСКАЯ: Видно, Гудков давно дисквалифицировался. Ну, я подозреваю, что у нас из квалифицированных разведчиков только один Юрий Кобаладзе, потому что у него колбаса хорошая. Я думаю, кто хорошо делает колбасу или хорошо ее продает, тот имел другие какие-то профессиональные навыки. А так, это все совершенные лузеры, начиная с бывшего Патрушева и кончая этой несчастной Аннушкой, которая хотела соблазнить английских принцев. Ну как такую вещь скрыть? Это же душа у праздника. Луиса Корвалана не нашлось, чтобы обменять на Владимира Буковского, это тоже не скрывали. Наоборот, приветствовали этого Корвалана. Меня в этой ситуации удручает, естественно, не дилетантизм советских шпионов, которые получали жалование из государственного, видно, бюджета, не из путинской же копилки. При этом шпионить просто не могли в силу того, что находились на таких местах, что никакой информацией не могли располагать просто по определению. Так же, как несчастный Игорь Сутягин. Даже если бы он очень захотел что-нибудь сообщить ЦРУ, нечего было сообщить. А российские газеты в открытом доступе, так же, как и интернет, откуда черпали, видимо, свои шпионские сведения Аннушка и компания. «Дети шпионов» прямо сериал. Другое – возможно, они занимались вербовкой. Вот это уже серьезно. Но здесь уже проблема не в вербовщиках, а в совести того, кого вербуют. Если человек не продается, его и не купят. Надо нанимать достойных людей, чтобы их первый попавшийся не мог перекупить. Но меня больше всего здесь волнует то, как это освобождение обставлено. Оно обставлено в очень подлой чекистской манере. Признай, что ты шпион, а не узник совести, и иди на свободу с чистой совестью и с запятнанным именем.
Э.ГЕВОРКЯН: Ну вот это и есть самый интересный момент во всей этой истории. В свое время вы могли быть в точно такой же ситуации.
В.НОВОДВОРСКАЯ: Я была в такой ситуации. Мы все, когда начались освобождения, были в такой же ситуации. И помните, что было написано в российских газетах еще советских при Горбачеве? Что мы освобождаем своих диссидентов, потому что они обещали впредь не заниматься государственной деятельностью. Так вот, слава богу, нашлись 10%, которые ничего никому не обещали. Александр Подрабинек ничего никому не обещал, Лев Тимофеев ничего никому не обещал. А я обещала обратное. Откровенно говоря, когда я в Лефортово выслушала такое предложение, я испугалась до полусмерти, потому что из Лефортово освобождали только предателей, и надо было обязательно остаться в этом Лефортово, откуда меня просто силой выпихивали. Рейкьявик. Все женщины мордовской зоны политзаключенные – Ирина Ратушинская, Таня Осипова – были освобождены. А у меня велось дело. И заодно пришлось и мужчин освобождать. Нельзя ж было меня выпустить, а их оставить. И я этого не знала, сведений об этом никаких не было. И я постаралась написать такое, чтобы меня не освободили ни в коем случае. Написала, что буду продолжать заниматься антисоветской деятельностью до смертного часа, пока не рухнет СССР. Кто мог знать, что он так скоро рухнет? Более того, я даже прибавила – как на рынке насыпают стаканчик и сверху, чтобы покупатель порадовался – чего я не собиралась делать: я написала, что не отвергаю террористические методы борьбы. На всякий случай, чтобы не выгнали из этого Лефортово. На это посмотрели и сказали, что вот с этим точно нельзя освобождать. Через полчаса пришли бледные, зеленые, с вытянутыми физиономиями, и сказали, что не понимают, что происходит в верхах, потому что им приказали и с этим освободить. Поэтому мог никто ничего не писать, вопреки советам Елены Георгиевны. Откровенно говоря, вредным советам, прямо по Остеру. Их все равно всех освободили, потому что никто не верил в эту чертову «перестройку», пока сидят политзаключенные, особенно после смерти Анатолия Марченко, который нас всех спас. А здесь что получается? Нет, я не имею претензий к Игорю Сутягину. Он не диссидент, он никому ничего не обещал, он не состоял ни в какой политической партии, он не правозащитник. Мы его освобождали и не могли освободить, совершенно невинного человека.
