Чехов понимал, что является безусловным мастером, но при описания его эстетики проще говорить о том, что в неё не входит. Чехов не мог любить риторики, не произносил тостов, переубеждать кого-то, бороться с кем-то ему не представлялось возможным. Речь Чехова не заметна: смыслы, вещи, детали проходят сквозь слова. Чехова как будто заинтересовали не явления красоты, а странное проявление «безотчетной жалости», причем избыток чего-то, заметность, очевидность дают эту жалость. Настоящего в жизни так мало, что нельзя говорить только о нём. И отсюда выходит более благородная и даже героичная позиция Чехова: показывать настоящее во всём, что несомненно есть – давать его не через факт, а через словесную формулу, через смену ракурса, через точную деталь. И то, что мы воспринимаем как ироничную горечь и грусть – может быть потрясающим спокойствием за мир без внесения в него какого-либо оттенка.

свернуть