На стене висели в рамах бородатые мужчины.
Все в очочках
на цепочках,
по-народному — в пенсне.
Все они открыли что-то, все придумали вакцины,
Так что если я не умер — это всё по их вине.

Мне сказали: "Вы больны" —
И меня заколотило,
И сердечное светило
Усмехнулось со стены.

Здесь не камера — палата,
Здесь не нары, а скамья,
Не подследственный, ребята,
А исследуемый я!

И хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то,
Подмахну давай, не глядя, медицинский протокол!
Мне приятен Склифосовский — основатель института,
Мне знаком товарищ Боткин — он желтуху изобрёл.

В положении моём
Лишь чудак права качает:
Доктор если осерчает,
Так упрячет в "жёлтый дом".

Всё зависит в "доме" оном
От тебя от самого:
Хочешь — можешь стать Будённым,
Хочешь — лошадью его!

У меня мозги за разум не заходят — верьте слову,
Задаю вопрос с намёком, то есть лезу на скандал:
"Если б Кащенко, к примеру, лёг лечиться к Пирогову —
Пирогов бы без причины резать Кащенку не стал..."

Но и врач не лыком шит —
Он хитёр и осторожен.
"Да, вы правы, но возможен
Ход обратный, — говорит. —

Вот палата на пять коек,
Вот профессор входит в дверь,
Тычет пальцем: "Параноик".
И пойди его проверь!"

Хорошо, что вас, светила, всех повесили на стенку,
Я за вами, дорогие, как за каменной стеной,
На Вишневского надеюсь, уповаю на Бурденку:
Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной!

Род мой крепкий — все в меня;
Правда прадед был незрячий;
Крёстный мой — белогорячий,
Но ведь крестный не родня!

"Доктор, мы здесь с глазу на глаз,
Зря мусолим чепуху:
Что мне будет за диагноз,
Отвечай как на духу!"

И врачи и санитары, и светила — все смутились,
Заоконное светило закатилось за спиной,
И очочки
на цепочке
как бы влагой замутились,
У отца желтухи щёчки
вдруг покрылись белизной.

И нависло остриё,
В страхе съёжилась бумага...
Доктор действовал на благо —
Жалко, благо не моё.

Но не лист — перо стальное
Грудь проткнуло, как стилет!
Мой диагноз — паранойя,
Это значит — пара лет!

1976

свернуть